— Э-ка тебя разбирает, Тимофей Петрович! — позволил себе назидательный тон недавний вице-мэр столицы. — Только мы с тобой государственно мыслить должны. Надо успокоить народ, отвлечь, чтобы избежать нежелательных эксцессов. И по-моему телевидение с такой задачей в целом справляется. Кто-то назовёт это оболваниванием масс, а я — умиротворением…И потом я с тобой не согласен, Тимофей Петрович, что смотреть нечего. Вспомни август 1991 года, когда во время путча сразу по всем каналам балет «Лебединой озеро» транслировали… А сейчас: хочешь, смотри тот же Кэмэди клаб; хочешь — «Уральские пельмени» или «Кривое зеркало». А не нравится болтовня артистов, так выбери комедию или кулинарное шоу! Налицо достижения демократии и свободы выбора!.. А ещё скажу тебе так: лично я считаю, что лучше сегодня дать людям возможность вдоволь посмеяться, в том числе над собственными страхами, чем заставлять их наблюдать за агонией умирающего лебедя…С каким настроением им потом выходить на улицу за хлебом или лекарствами, ты об этом подумай!
Сокольничий нехотя сдался:
— Ладно, Борис Леонович, убедил. С вами спорить бесполезно, вы там в своей мэрии все дюже речистые.
Тем не менее, хозяин кабинета всё-таки выключил телевизор, после чего сел в своё в кресло и вернулся к кипятящему ему мозг вопросу:
— Так значит, предлагаете «провести оптимизацию»?
— Да, Тимофей Петрович… другого варианта просто не вижу! Нечего жалеть этот биомусор! — с новой силой стал убеждать экс-чиновник. — Нас с вами за это потом благодарить будут — вышестоящие руководители, учитывая всю опасность для города со стороны содержащегося в вашем учреждении криминального контингента…
И вдруг «агитатор» услышал:
— Оптимизация…хм… при СССР взяточников и прочих коррупционеров тоже оптимизировали…вплоть до высшей меры, а теперь церемонятся с разной гнилью.
Чиновник с удивлением посмотрел на того, кто это сказал: высокий, широкоплечий, с пронзительными серыми глазами и мужественным лицом, скрывающий под маской спокойствия кипение эмоций…этакий бескомпромиссный крестоносец, супермен. А он то сперва принял его за молчуна, которому что прикажут, то он и сделает! Хм, вот так сюрприз! Чиновник с любопытством разглядывал внезапно прорезавшегося оппонента, потом невозмутимо поинтересовался:
— А вы что предлагаете, молодой человек? Капитулировать перед уголовниками?!
Стас угрюмо молчал, не понимая, почему подал голос в защиту зеков. Ведь сам же недавно полагал, что большинство здешних обитателей не жалко пустить в расход… Наверное, просто стало противно от рассуждений этого вальяжного мерзавца.
Экс-чиновник же ещё некоторое время с интересом продолжал рассматривать Легата. Удивление и даже лёгкое недовольство на его гладкой физиономии сменились усмешкой, ведь у внезапного адвоката не нашлось серьёзных аргументов возразить ему.
Зато майор Рюмин безусловно поддержал жёсткое предложение проворовавшегося аппаратчика из мэрии Москвы:
— А по-моему Борис Леонович дело говорит. Начальство фактически даёт нам полный карт-бланш в возникшей ситуации. Я согласен, что мы вынуждены пойти на крайние меры, другого решения я тоже не вижу. В первую очередь мы обязаны думать о наших сотрудниках и наших семьях, которым тоже вскоре придётся урезать паёк. — Заместитель начальника «Бутырок» предлагал немедленно провести сортировку заключённых: тех, кто сидит по лёгким статьям, освободить, а опасных — «санировать», то есть уничтожить:
— Нельзя чтобы убийцы и прочие уголовники оказались на улицах города. Но и обрекать их на голодную смерть в камерах — тоже будет негуманно.
— Эхе-хе…но как всё это провернуть…их же две с половиной тысячи! — насупившись, озабоченно пробормотал Сокольничий, и выразительно взглянул из-под лохматых ресниц на Легата:
— Капитан?
— А почему бы вам не послать машину на какой-нибудь склад? — неприязненно посоветовал Стас. — Пусть дадут в долг под расписку самой дешёвой крупы, консервов, хлеба или хотя бы муки, пусть даже с истекшим сроком годности.
— Да посылали и не раз! — с досадой махнул рукой начальник.
— И что?
— Не даёт никто. Еда теперь — главная ценность! В последний раз машина вообще не вернулась, водитель и экспедитор пропали без вести…
От внимания Сокольничего не ускользнуло презрительное выражение, с каким капитан встретил предложение этого проворовавшегося вице-мэра Скольберга. Но знал Тимофей Петрович и другое: у его подчинённых просто кишка тонка выполнить столь щепетильную работу. В таком деле одной тупой готовности пролить реки человеческой крови мало, тут необходим боевой опыт, ибо пустить под нож придётся больше тысячи человек. И сделать это надо стремительно, чтобы застать противника врасплох, на корню подавить волю к сопротивлению. Ведь среди приговорённых немало опасных головорезов. Одним словом, предстоит настоящая войсковая операция, и поручить её можно только человеку военному, настоящему фронтовику.
…Через полчаса оставшись наедине с Легатом, Сокольничий угощал его дорогим армянским коньячком, по-отечески похлопывал по плечу, и вроде как шутливо нахваливал:
— Резко ты среди моих ребят порядок навёл. Даже твои недоброжелатели и те без тебя скоро шагу ступить не смогут. Скоро все забудут, кто ты есть на самом деле, и начнут относиться к тебе как к подлинному начальству. — И уж совсем иронично, добродушно посмеиваясь, Сокольничий предложил: — А может, тебе форму нашего департамента надеть? Для пущего авторитету. Могу даже свою одолжить — у меня есть запасной комплект. С твоей железной хваткой, глядишь, и вправду попаду к тебе в подчинение! Да ты за меня не переживай! Для меня дело важнее… Надо нам с тобой только всё как следует обмозговать.
Подполковник ещё раз похлопал Стаса по плечу и пообещал договориться с руководителем соседней тюрьмы, где спецназ недавно подавлял бунт зеков, о том, чтобы они поделились тяжёлым вооружением.
— Для такого дела тебе нужны ещё автоматы, а лучше пулемёт. Вот что, сынок, возьми грузовик, отбери пяток надёжных хлопцев и быстренько сгоняй туда.
— Разве я сказал «да»? — удивился Легат.
— Думаешь, мне это легко? — Сокольничий потупил взор и тяжело вздохнул. У него тряслись руки и он убрал их со стола. Хозяин поднялся и стал искать свою фуражку. — Пойдём-ка, я тебе кое-что покажу.
Они вышли на улицу и подполковник куда-то повёл Легата. Во внутреннем дворике тюремного замка, возле Покровского храма они остановились. У церковной стены в ряд лежали 23 мёртвых тела. У всех пулевые или колото-резанные раны, у многих сразу по несколько. Местный священник отпевал покойников, многие из которых были убиты с особой жестокостью: пробитые головы, выколоты глаза, перерезанные глотки. Легату с Сирии не приходилось видеть такого. Среди убитых была женщина, вероятно, та самая несчастная заложница по фамилии Копейкина, которую захватили уголовники. Мать троих малолетних детей. У неё фактически не осталось лица.
— Пока здесь лежат семеро наших сотрудников и ещё двое штатских, — скорбно пояснил Сокольничий. — Но вскоре урки перережут нас всех и тогда вырвутся в город. Я их планы знаю, да и ты ведь тоже…У полиции и армии сейчас хватает других забот. Поэтому прежде чем военные смогут их всех выследить и перебить, как бешеных псов, погибнут ещё десятки гражданских. А может и сотни… Так что тебе решать, капитан. У тебя ведь в городе жена и дочь…
Сумерки принесли с собой пробирающий до костей страх. Только что парк казался безлюдным, теперь же он наполнялся зловещей жизнью. За деревьями маячили какие-то силуэты, от которых интуитивно хотелось держаться как можно дальше. Тишину нарушали полудикие вскрики, утробное ворчание, призывные завывания, они лишь очень отдалённо напоминали человеческие голоса.
«Всё! — решила Звонарёва. — Больше они не могут ждать возвращения оператора Володи! И поиски Надин тоже придётся отложить. И так уже слишком задержались в столь опасном месте. Тем более что потеря машины всё сильно осложнила. Уже ясно, что стемнеет прежде, чем они успеют добраться до выхода из парка. Но как сказать об этом Доминику, ведь он словно ребёнок, продолжает надеяться на какое-то чудо?!».